СЕКЦИЯ ЛИТЕРАТУРЫ

ПОЭТИКА ПАЛИМПСЕСТА В ЛИРИКЕ ХХ ВЕКА
(на примере поэтических произведений А. Кушнера и Д. Самойлова)

    В системе интертекстуальных соответствий (а это одна из магистральных линий развития и исследования литературы) явление палимпсеста можно считать одним из интереснейших и важнейших. Палимпсест - древняя рукопись, написанная на писчем материале (главным образом пергаменте) после того, как с него счищен прежний текст. В литературоведении этот термин используется для характеристики способа взаимодействия современной литературы с традицией. Если новое произведение при отсутствии прямых цитат из классики и очевидных реминисценций тем не менее отчетливо ориентируется на диалог с классической традицией, оно может быть охарактеризовано как палимпсест. Старый текст как бы "счищен", но проступает сквозь новый. Настоящий поэт не может "расти" автономно, не учитывая сделанного его поэтическими предшественниками. Известен огромный список авторов, чье влияние испытывал в своем творчестве великий Пушкин. По мнению современного поэта А. Кушнера, "чем оригинальней поэт, тем естественней для него перекличка с предшественниками". "Для переклички нужны два голоса: те, у кого нет своего голоса, не могут позволить себе перекличку, им нечем перекликаться".

    Поэзия XX века явила русскому читателю имена многих ярких поэтов, настоящих мастеров палимпсеста. Примером использования палимпсеста как поэтического метода может служить творчество современных поэтов Давида Самойлова и Александра Кушнера.

    Давид Самойлов творчески развивает традиции поэзии первой половины XIX века и, прежде всего традиции А. С. Пушкина. Часто поэт озорно и раскованно "играет в Пушкина", прибегая к ярким чертам стилистики великого мастера и одновременно подчеркивая разницу между собой и им. Что касается А. Кушнера, то круг любимых поэтов сложился уже в начале его творческой деятельности: Е. Баратынский, Ф. Тютчев, А. Фет, И. Анненский, М. Кузмин, О. Мандельштам, Б. Пастернак и А. Ахматова. Поэт постоянно с помощью явных и скрытых цитат, упоминаний, намеков, отсылает читателя к явлениям мировой культуры.

    Следует оговориться: выбирая фигуры поэтов А. Кушнера и Д. Самойлова, мы не ставили перед собой задачи сравнивать их творчество и авторскую индивидуальность. Мы используем их в качестве наиболее показательных фигур в современной поэзии, которые обращаются к предшественникам. Причем здесь мы имеем дело с вполне осознанным пониманием авторами явления палимпсеста как способа взаимодействия с предшественниками и современниками.

    Интересно проследить путь поэта к палимпсесту как проявлению высшего мастерства поэтического видения, основанного на традиции. Еще не читая стихов, только открыв оглавление, можно увидеть связь с предшественниками. Так, читая оглавление сборника стихов Д. Самойлова, невольно можно усомниться: не антология ли русской поэзии XIX века перед нами, где представлены и Пушкин, и Лермонтов, и Тютчев, и Некрасов:

   

"Осень"
"Другу стихотворцу"
"В деревне"   (А. С. Пушкин)
"Вдохновение"
"Смерть поэта"  (М. Ю. Лермонтов)
"Муза"   (Н. А. Некрасов)
"Гроза"   (Ф. И. Тютчев)
"Первый гром" 

    То же и с жанрами:

ода
баллада
элегия
идиллия
романс
песня
стансы

    Увлекательное занятие - обнаружить в современной поэзии диалог с предшественниками, иногда легкую полемику, порой категоричное опровержение. Яркий пример такого диалога - спора находим у Д. Самойлова, который на известные строки стихотворения Н. Заболоцкого:

Как мир меняется!
И как я сам меняюсь!
Сначала соглашается, вторит Заболоцкому:
Ждать не умею! Вмиг! Через минуту!
Ведь каждый миг я изменяюсь сам.
А в другом стихотворении утверждает обратное:
Мы не меняемся совсем.
Мы те же, что и в детстве раннем.
Уважительно-осторожно опровергает Д. Самойлов и утверждение 
А. Ахматовой о поэтическом творчестве:
Когда б вы знали, из какого сора
Растут цветы, не ведая стыда...
Его ответ поэтессе звучит так:
Ах, наверное, Анна Андреевна,
Вы вовсе не правы.
Не из сора родятся стихи,
А из горькой отравы.

    Более сложной формой взаимодействия с традицией поэзии прошлого является реминисценция.

    Реминисценция - напоминание (воспоминание) о других литературных произведениях через использование характерных для них образных мотивов, речевых оборотов, в поэтической речи - ритмико-синтаксических ходов. Как содержательный прием реминисценция рассчитана на память и ассоциативное восприятие читателя.

    Часто реминисценция рождается из прямого цитирования.

Рукоположения в поэты
Мы не знали. И старик Державин
Нас не заметил, не благословил...
(Д. Самойлов)
Старик Державин нас заметил
И, в гроб сходя, благословил.
(А. Пушкин)

    Но более сложный пример реминисценции - указание на другое произведение с помощью какой-либо художественной детали или сюжетного фрагмента. Интересным примером такого указания являются строки Самойлова из стихотворения "Стихи и проза":

Мужицкий бунт - начало русской прозы
Не свифтов смех, не Вертеровы слезы,
А заячий тулупчик Пугача,
Насильно снятый с барского плеча.

    В этих строках звучит явное указание на Пугачевское восстание в повести Пушкина "Капитанская дочка". Удачно перефразирует Д. Самойлов и известные строки Ю. Левитанского:

...как в "Прощальной симфонии" -
- ближе к финалу -
ты помнишь, у Гайдна -
музыкант, доиграв свою партию,
гасит свечу
и уходит...

    У Д. Самойлова в стихотворении "45-я Гайдна" читаем:

Исчерпан разговор. Осточертели речи.
Все ясно и наглядно.
Уходят наши дни
и задувают свечи,
Как музыканты Гайдна...

    В стихотворении "Поэт и старожил" реминисценция дана уже в названии. Умный читатель сразу поставит рядом Н. Некрасова "Поэт и гражданин".

    Наиболее близкой ступенькой к палимпсесту является аллюзия. Аллюзия (от латинского allusio - намек) - намек на реальное литературное, историческое, политическое явление, которое мыслится как общеизвестное и поэтому не называется. Уловить тонкий намек, выраженный часто в одном слове, способен только искушенный читатель, знающий поэзию и прозу в совершенстве. Нахождение аллюзии в художественном тексте - занятие увлекательное, подобное разгадыванию сложного ребуса. Я попыталась это сделать в стихах Д. Самойлова и А. Кушнера на следующих примерах:

        Вьются тучи, как знамена,
Небо - цвета кумача...
                (Д. Самойлов "Конец Пугачева")
Мчатся тучи, вьются тучи...
                (А. Пушкин "Бесы")
                ***
Ну-ка, батя, сядь-ка в хате,
Кружку браги раздави...
                (Д. Самойлов "Конец Пугачева")  
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей.
Выпьем с горя,
Где же кружка?
Сердцу будет веселей.
                (А. Пушкин "Зимний вечер")
                ***
Вся наша жизнь - самосожженье...
(Д. Самойлов)
И вечный бой -
Покой нам только снится.
(А. Блок)
                ***
Не о Гоголе думал я, нет!
О другом, современном страдальце,
Тридцать, если не более, лет
Промолчавшем, пчелиное жальце
Обронившем, как перстень в песок,
В полудетском с тех пор, полувзрослом
Сне томящемся...
(А. Кушнер)

    В стихотворении звучит намек на судьбу К. Батюшкова, который более 30 лет своей жизни провел в состоянии психического заболевания и ничего не создавая в поэзии.

                ***
Крепко тесное объятье.
Время - кожа, а не платье, 
Глубока его печать.
(А. Кушнер)
И дольше века длится день,
И не кончается объятье...
(Б. Пастернак)
                ***
Бок отлежишь, затечет ли рука -
Памятником сам себе на минуту
Станешь и чувствуешь: честь велика
О, никогда, слава богу не буду
Медным! Так вот каково им стоять
В бронзе!
(А. Кушнер)
Я памятник себе воздвиг нерукотворный...
(А. Пушкин)
                ***
Когда поэт с железного пути
просил свой век младенческий сойти...
И был никем не понят, не услышан,
Не знал еще он, что произойдет,
Какой свинцовый с ветки снимем плод,
Железных слив отведаем и вишен...
(А. Кушнер)
Век шествует путем своим железным.
(Е. Баратынский)

    А Кушнер не просто намекает на известные строки Е. Баратынского, но идет дальше, указывая с помощью интересной метафоры на те политические катаклизмы, о которых еще не знал Баратынский, но которыми будет отмечен XIX век: восстания, перевороты, заговоры, покушения.

    Подобные примеры можно продолжать, но это еще не есть собственно палимпсест. Как же создается палимпсест, какими средствами поэтического языка поэт приходит к этому сложному явлению в поэзии? Таких поэтических способов множество: маркированная лексика, интонации, ритм, инверсия, характерные синтаксические конструкции. Рассмотрим каждый из названных примеров.

    Наиболее явной приметой палимпсеста является маркированная лексика, то есть лексика, "извлеченная" из традиционного поэтического словаря поэта- предшественника или современника. Такие слова задают поэтическую ситуацию, обогащая и насыщая, придавая значимость и весомость строке. В стихотворении Д. Самойлова "Средь шумного бала", на первый взгляд, дана явная реминисценция со стихотворением А. К. Толстого, но далее поэт дает читателю прямой ориентир на палимпсест:

И как с палимпсеста,
В чертах ее вдруг проступила
Его молодая невеста...

    И всего сквозь несколько слов проступает картина встречи двух влюбленных, та, что создана А. К. Толстым: "повстречались случайно", "печально", "черты", "взор", "разлука", "встреча". В основе стихотворений Д. Самойлова и А. Толстого - прием антитезы (со- или противопоставление конкретных понятий, положений, образов). И, наконец, перекрестная рифма и в том и в другом случае довершает возможность сопоставления этих поэтических произведений.

    В стихотворении Д. Самойлова "Действительно ли счастье краткий миг" невозможно не почувствовать тяготения к поэтическому словарю Ф. Тютчева, но уже не в конкретном произведении, а в контексте всей поэтической лексики: "краткий миг счастья", "лобзаем лик минутного блаженства", "нам суждено", "жалкое мгновенье". Кроме того, первая строка самойловского стихотворения невольно отсылает читателя к категоричному пушкинскому:

На свете счастья нет,
Но есть покой и воля...
Столь же явные черты образного строя Ф. Тютчева проступают в 
стихотворении Д. Самойлова "Когда сумеем угадать...":
Когда сумеем угадать,
Что объявился новый гений,
Когда прольется благодать
В пустые окна наших келий.

    Кроме явного набора маркированной лексики, нельзя не отметить синтаксическую аналогию: ритм строки Тютчева размерен, строг, четок, передает рассудочность, взвешенность мысли; многие стихотворения Ф. Тютчева начинаются сложноподчиненным предложением с придаточным времени:

Когда в кругу убийственных забот
Нам все мерзит...
*** 
Когда, что звали мы своим
Навек от нас ушло...
***
Когда дряхлеющие силы
Нам начинают изменять...
И прямое указание на тютчевское стихотворение:
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, -
И нам сочувствие дается, 
Как нам дается благодать...

    Подобные явления находим в стихотворении другого поэта, А. Кушнера. В его поэзии нашли отражение основные темы и мотивы тютчевской поэзии: разлуки, времени, расстояния, их таинственных сил, враждебных человеку, ощущение катастрофичности, бездны, "роковых минут", запечатленные в образах души, ветра, пламени, моря, ночи, грозы, бури, сумерек, теней, толпы. Поэзия Тютчева - удивительный раствор, замешенный на боли, восхищении, страдании, душевном хаосе и гармонии одновременно. А. Кушнер, исследуя творческую манеру своего великого наставника в поэзии, многими своими стихами отсылает читателя в мир тютчевской поэзии, хотя в одном из своих стихотворений признается, что влияние поэтического наследия прошлого испытывает не только со стороны Тютчева, но и Державина, Пушкина и Заболоцкого:

И всех мы вспомнили певцов, пропевших им
Гимн: и Державина, с лебяжьим пухом белым
На впалой старческой груди, и словно дым
И сон у Тютчева на как бы запотелом
Стекле, и пушкинских, средь блещущих зыбей
Где дряхлый пук дерев и светлая долина,
И Заболоцкого, и к славной стае сей
Свое свидетельство я приложил невинно.

    В этой строфе Кушнер дает лексические атрибуты поэтической индивидуальности каждого из поэтов. Ярким примером палимпсеста Кушнера, истоком которого являются стихи Тютчева, может служить стихотворение "Безумьем жизнь со всех сторон окружена страшней, чем снами". Здесь знакомое нам по тютчевским стихам состояние обреченности, душевной разбитости, сердечной боли, страха. И те же привычные образы: сны, безумный мир, мрак, голос разума. Нагромождение образов, на первый взгляд несочетаемых ("стена кирпичная", "пицундская сосна", "выступ старого сарая", "жалкий мундир", "щит", "честь", "Троя", "Изора"), усиливает впечатление дискомфорта лирического героя, который призван передать чувства поэта, его отчаяние, страх от своего поэтического бессилия перед лицом безумного мира. Ощущение катастрофичности времени, современности, попытка "примерить" происходящее к восприятию все тех же Державина, Пушкина и Тютчева звучит и в другом стихотворении Кушнера - "Когда страна из наших рук":

Когда страна из наших рук
Большая выскользнула вдруг
И разлетелась на куски,
Рыдал державинский басок.
И проходил наискосок
Шрам через пушкинский висок
И вниз, вдоль тютчевской щеки.
Я понял, что произошло:
За весь обман ее и зло,
За слезы, капавшие в суп,
За все, что мучило и жгло...
Но был же заячий тулуп,
Тулупчик, тайное тепло!
Но то была моя страна,
То был мой дом, то был мой сон,
Возлюбленная тишина,
Глагол времен, металла звон,
Святая ночь и небосклон,
И ты, в Элизиум вагон
Летящий в злые времена,
И в огороде бузина,
И дядька в Киеве, и он! 

    И здесь явление палимпсеста создается благодаря образному строю и маркированной лексике: "заячий тулупчик" (Пушкин), "сон", "возлюбленная тишина", "глагол времен", "металла звон" (Державин, Пушкин), "Элизиум" (Баратынский). Интересным является образ Элизиума, места в загробном царстве, где покоятся души праведников. Этот образ Кушнер неоднократно использует в своих стихах. Этот образ находим у Тютчева:

Душа моя - элизиум теней...
Интересно, что образ этот (Элизиум, Элизей) много раз (5) встречается в лирике 
Е.Баратынского рядом с излюбленными его образами Леты и Хаоса:
В садах Элизия, у вод счастливой леты,
Где благоденствуют отжившие поэты...
("Лета")
Не славь, обманутый Орфей,
Мне элизейские селенья...
                ("Мой Элизей")
Еще прекрасен ты, заглохший Элизей...
("Запустение")
Завтра увижу Элизей земной!
("Пироскаф")
В стихотворении 1968 года "Путешествие" (в названии уже дано 
указание на жанр) А. Кушнер признается, что Элизиум в его стихах - от 
Баратынского:
Так Баратынский с его пироскафом
Думал увидеть, как мячик за шкафом
Влажный Элизей земной...
Сам Кушнер благодарно отмечал пушкинский "след" в своем 
поэтическом творчестве, но и без прямого указания нельзя не увидеть этого в 
целом ряде стихов. Можно ли более весомо и убедительно высказать мысль о 
человеческой свободе, чем обратясь к известной формуле своего великого 
наставника - Пушкина:
Зависеть от царя, зависеть от народа -
Не все ли нам равно? Бог с ними. Никому
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать...
(А. Пушкин "Из Пиндемонти")

    Таким путем и идет Кушнер в своем стихотворении "Июль 19836 г.", уже в названии соотнося эпоху сегодняшнюю и пушкинскую, высказывая сожаление, что проблема человеческой свободы неразрешима по-прежнему в его стране с "отмеренной жизнью", в то время, как "в других краях" человек знает, как реализовать свою свободу:

Зависеть от царей, от их крутого нрава
Досадно в новый век, когда в других краях
Парламентских бойцов налево и направо
Партийная борьба разводит на скамьях.

    В этом стихотворении палимпсест обнаруживается в образном строе: Нева, "грозная столица" - от "Медного всадника" Пушкина; "столетний дуб" - из Лермонтова. Черты палимпсеста есть и в маркированной лексике: "благодать", "летучие облака", "вдохновенье", "скульптурные почти создания искусств". Нельзя не сказать, что в данном стихотворении Кушнера просматривается как бы двойной палимпсест:

    А. Кушнер ? А. Пушкин ? Ипполито Пиндемонте (итальянский поэт XVIII в.) Сам Кушнер в одном из интервью, говоря о "широком выборе друзей в прошлых поколениях", признался, что происходит этот выбор интуитивно и продиктован любовью. Поэтому так органично, так тонко проступает в его стихах стилистика предшественников, поэтов по времени более близких - Б. Пастернака и О. Мандельштама, - хотя и более сложных.

    Читаем у А. Кушнера:

Так быстро пройден путь, казавшийся огромным!
Мы круг проделали - и не нужны века.
Мне все мерещится спина в дыму бездомном
Того нелепого, смешного седока.
Он ловит петельку, мешать ему не надо.
Не окликай его в тумане и дыму.
Я мифологию Шумера и Аккада
Дней пять вожу с собой, не знаю почему...
И вспоминаем О. Мандельштама:
Не поддается петелька тугая,
Все время валится из рук...

    Кушнер не просто намекает на известное стихотворение, а продолжает мысль О. Мандельштама, и потому палимпсест кажется более масштабным. От О. Мандельштама в стихах Кушнера и психологизм, и напряжение, и некоторая взволнованность, часто создаваемая посредством антитезы или даже оксюморона ("садовник и палач", "сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма"). Такой речевой динамикой, разноустремленностью образного и смыслового строя отличается стихотворение Кушнера "Смерть и есть привилегия..."

Смерть и есть привилегия, если хотите знать.
Ею пользуется только дышащий и живущий.
Лучше камнем быть, камнем...
Быть камнем нельзя, лишь стать
Можно камнем: он твердый, себя не осознающий...
У О. Мандельштама читаем
Мне стало страшно жизнь отжить -
И с дерева, как лист, отпрянуть,
И ничего не полюбить,
И безымянным камнем кануть:
Известно, что "камень" - наиболее часто встречающийся образ стихов Мандельштама. Так назывался сборник стихотворений поэта 1913 года. Интересна перекличка А. Кушнера с Б. Пастернаком в стихотворении "На сумрачной звезде":
Какой задуман был побег, прорыв, полет,
Звезда - сестра моя, к другим мирам и меркам,
Не к этим, дышащим тоской земных забот
Посудным шкафчиком и их поющим дверкам!
Здесь формула "Звезда - сестра моя" явно противопоставлена 
пастернаковской "Сестра - моя жизнь". А побег, прорыв, полет - это намек на 
пушкинское:
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег.
("Пора, мой друг, пора")

    Важным критерием выделения палимпсеста является ритм, который следует понимать как индивидуально окрашенную поэтическую интонацию. Знающий и любящий поэзию человек способен узнать поэта по свойственному его стихам ритму.

    Так легко узнаваем ритм стихов Некрасова, Тютчева, Пушкина, Пастернака, Левитанского. В стихах Кушнера и Самойлова находим ритмический след названных поэтов. Уже упоминаемое выше стихотворение Д. Самойлова "Действительно ли счастье - краткий миг" наряду с образным строем унаследовало от Тютчева и строй ритмический. Пятистопный ямб первых строк каждой строфы сменяется в следующей четырехстопным и, наконец, в четвертой строке - трехстопным. Традиционной является и развернутая вопросительная конструкция скорее риторического характера. В духе классической ритмики выдержано и семистишие Д. Самойлова "Желание и совесть - две чаши". Узнается Державин, с его разнообразными строфическими вариациями на основе семистиший. В данном семистишии три рифмы и одна холостая строка, что было также характерно для Державина, а позже встречалось у Батюшкова.

    Заслуживает внимание ритмическая параллель стихотворения Д. Самойлова "Начать с себя..." с известным пастернаковским "Быть знаменитым некрасиво".

У Б. Пастернака:
Быть знаменитым некрасиво.
Не это подымает ввысь.
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.
У Д. Самойлова:
Не надо выходить на паперть,
Рвать с воем вороты рубах.
А надо разом сдернуть скатерть,
Не пожалев о черепках.

    Кроме несомненной афористичности смысла того и другого стихотворения, почти абсолютное совпадение ритмического строя: четырехстопный ямб, чередование мужской и женской, открытой и закрытой рифмы и устойчивое следование рифме перекрестной.

    Оба стихотворения схожи некоторой лозунговостью, категоричностью фразы и даже безoбразностью. В основе обоих стихов - антитеза, определяющая схожие синтаксические конструкции. Любопытно ритмическое совпадение стихотворения Д. Самойлова "Декабрь, но не хватает снега..." и Б. Пастернака "Февраль! Достать чернил и плакать!"

    Нельзя не привести пример ритмического совпадения стихотворения Д. Самойлова "Exsegi" и стихотворения Ю. Левитанского "Если бы я мог начать сначала..." Синонимичные синтаксические конструкции начала представляют собой сложноподчиненные предложения с придаточным обстоятельственным условия, стоящим перед главным:

Если бы я мог из ста поэтов
Взять по одному стихотворенью
(Большего от нас не остается),
Вышел бы пронзительный поэт.
(Д. Самойлов)
Если бы я мог начать сначала
Бренное свое существование,
Я бы прожил жизнь свою не так -
Прожил бы я жизнь свою иначе.
(Ю. Левитанский)

    Кроме того, начальные четверостишия не имеют рифмы, а для всего стихотворения характерны повторы. Композиционно же представляют собой законченную мысль-тезис, которая далее уже будет развернута. Следует сказать и о ритме, настраивающем на определенный жанр стихов обозначенных авторов. Характерным примером является "Романс" Д. Самойлова. Названием задан жанр романса, но уже первые четверостишие, энергичное, песенное отдает цыганщиной, а четырехстопный ямб создает повествовательную интонацию. В целом стихотворение сюжетно и напоминает балладу об истории двух влюбленных. В другом стихотворении "Баллада" у Д. Самойлова налицо песенный строй и интонации, точные рифмы, повторы и даже рефрен. В стихотворении Д. Самойлова "Стансы" практически ничего нет от обозначенного в названии жанра. Есть смешанная рифмовка. Несмотря на точку в конце каждого четверостишия, мысль в строфе не является законченной, а требует продолжения в следующей. Отсюда - отсутствие паузы. В стихотворении звучит намек на неразрывность связи современного поэта и великого наставника (очевидно, Пушкина). А в одной из строф находим объяснение - оправдание поэтом своей поэтической манеры:

Великая дань подражанью!
Нужна путеводная нить!
Но можно ли горла дрожанье
И силу ума сочинить?

    Известны слова великого Гете: "Только о сумасбродном и совершенно беспорядочном художнике позволительно говорить, что все у него - свое, о настоящем - невозможно".

    Поэтическое мастерство А. Кушнера и Д. Самойлова, высокий творческий интеллект, масштабность философского взгляда на искусство позволяют этим авторам смело стирать пространственные и временные границы, вступая в перекличку с великими поэтами прошлого. Изучение интертекстуальных связей в литературном произведении - сложный аспект литературоведческого исследования. Открыть, увидеть точки опоры, на которых эти связи строятся, роль которых и выполняет палимпсест - занятие трудное, хоть и увлекательное. Но даже для эрудированного читателя, обладающего литературной памятью, ассоциативным мышлением, искушение перекинуть мостик от одного произведения к другому чревато опасностью ошибиться или увлечься и принять по ошибке одну за другой. Но если эта попытка окажется удачной, то чувство удовлетворения или даже маленькой победы вам обеспечено. Это чувство в ходе моего исследования довелось испытать и мне, шаг за шагом открывая для себя удивительные соприкосновения поэтических миров далеких и близких по времени поэтов.

   

ЛИТЕРАТУРА

  1. А. Кушнер. Аполлон в снегу. Л.: Советский писатель, 1991.
  2. Д. Самойлов. Горсть. М.: Советский писатель, 1989.
  3. Д. Самойлов. Стихотворения. М.: Советский писатель, 1985.
  4. Я. Гордин. Выход за межу // "Звезда". - 1996 - ї 9.
  5. И. Шайтанов. Палимпсест // "Книжное обозрение". - 1987 - ї 4.
  6. Т. Г. Кучина, Е. М. Болдырева. Школьный справочник. Литература. Ярославль: "Академия развития", 1997.

© ярославский областной Центр Дистанционного Обучения школьников, 1999